Джин поднялась и прошла за стойку. Там лежало десятка два кожаных с тиснением папок. Вопреки ожидаемому они не были оранжевыми, красными или золотистыми. Их лаконичный дизайн был решен в черном цвете, и лишь стремительный росчерк по диагонали от левого нижнего уголка папки к правому верхнему был сочного апельсинового цвета. Джин улыбнулась, открыла одну из папок, закрыла. Положила на стопку меню сверху.
Подошел Оливер.
— Джин, прости, но мне действительно очень некогда сегодня. Так сложились обстоятельства. Ты не обижаешься?
— Что ты, я все понимаю, — грустно ответила Джин. Пальцем она провела по апельсиновому росчерку. — Очень красиво получилось.
— Мне снова надо бежать.
— Я не стану тебя задерживать. Я пойду.
Ну вот, преображение ресторанчика практически завершено. Кажется, и надобность в ней, в Джин, тоже постепенно отпадает…
И близостью с ней Оливер уже пресытился?
— Может быть, ты поднимешься наверх, ко мне? Перекусишь что-нибудь? — с сомнением спросил Оливер.
— Нет, что ты, я поеду. Не хочу никому мешать.
— Джинни, ты не мешаешь, поверь. Мы еще обязательно поболтаем. Вот, кстати…
Он вложил в руки Джин неизвестно откуда появившийся конверт. Плотный, белый, увесистый. Заклеенный. Джин подергала за уголок: конверт не поддавался.
Оливер попросил:
— Вскрой его дома, пожалуйста.
— А что это? — с подозрением спросила Джин. — Письмо? Мышьяк? Еще какая-нибудь гадость?
— Там всего лишь деньги, — засмеялся Оливер.
— Деньги?
— Твой гонорар. Ты проделала немалую работу, должен заметить.
Джин перевела дух. До того как Оливер произнес слово «гонорар»…
До этого у нее на какую-то долю секунды возникло ощущение, что таким образом Оливер пытается расплатиться за ночи с ней.
И что это ей в голову взбрело…
Просто Джин воспринимала свою помощь по обустройству интерьера как нечто само собой разумеющееся. Труд преуспевающего дизайнера на общественных началах. Она ведь была инициатором перемен. Подбила Оливера на переделку — изволь помочь…
Именно как помощь Джин это все и воспринимала. Помощь трудоемкую, отнимающую немало сил и времени, подчас требующую терпения. Но именно помощь.
И чего она никак не могла ожидать — так это гонорара, который Оливер собственноручно вручил ей.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Думаю, этого будет достаточно.
«Достаточно для чего?» — едва не спросила она.
Оливер мягко подтолкнул Джин к выходу. Или это ей показалось?
— Вызвать тебе такси? — заботливо поинтересовался он. — Сама понимаешь, я не могу отвезти тебя…
— Да. Вызови, — с апломбом ответила Джин. Сунув пухлый конвертик в сумку, она уселась на один из лиловых диванов и закинула ногу на ногу с видом женщины, которой абсолютно некуда торопиться в субботу вечером.
Оливер позвонил в службу такси, потом вернулся за стойку, чем-то там погремел, пошуршал. Снова принялся о чем-то оживленно договариваться с поставщиком.
У него поминутно звонил мобильный телефон. Поглядывая на Джин, Оливер вполголоса беседовал. Беседы не были торопливыми или краткими. Оливер говорил обстоятельно, вдумчиво. Но у Джин сложилось такое впечатление, будто он не хочет, чтобы она слышала содержание его переговоров.
Наконец такси прибыло. Оливер проводил Джин до машины, сунул таксисту деньги за проезд. Мимоходом чмокнул Джин в щеку.
— Сбрось мне сообщение, как будешь дома.
Не «позвони» — а «сбрось сообщение».
Джин кивнула. Оливер захлопнул дверцу, и такси рвануло с места. Оливер поднял руку в веселом прощальном жесте.
Джин беззвучно всхлипнула. Она уже привыкла проводить с ним не только уик-энды, но и ночи в рабочую неделю. А сейчас он выставляет ее, воображая, будто откупился?
Все это было странно, это было крайне непонятно.
Не утерпев, Джин сунула нос в бумажный конверт. Сумма, которую она там обнаружила, повергла ее в очередное изумление.
Столько Джин не зарабатывала в своей родной фирме за полгода.
Неужели у профессиональных дизайнеров интерьеров такие высокие гонорары?
Джин сильно сомневалась, что ее консультации стоят этих денег. Поэтому она лишь укрепилась в своем подозрении. Оливер использовал ее, а теперь решил откупиться. Бросил, по его мнению, щедрую подачку.
Джин закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
— Ну-ну, — донеслось с водительского сиденья. — К чему так уж убиваться?
— Простите, — пробормотала она.
— Поверьте старику, ничто в этом мире не стоит ваших слез.
— Насчет старика — это вы так кокетничаете? — перебила Джин.
— С чего вы так решили?
— Голос у вас вполне бодрый…
— Голос — это еще не показатель. Скорее тут важен жизненный опыт. А его у меня немало.
— Что ж…
— Такой молодой и красивой девушке плакать вообще противопоказано. Какие могут быть причины для слез? Да никаких! В мире столько прекрасного. Некогда плакать.
— Может быть, обида…
— И кто же это вас обидел? Неужели тот молодой человек, что проводил до машины?
— Если бы он не хотел обидеть, то не стал бы избавляться от меня на сегодняшний вечер, — оскорбленно сказала Джин.
Водитель покачал головой, не отрывая взгляда от дороги.
— До машины проводил, дверцу открыл, усадил, проезд оплатил, дверцу закрыл, попросил уведомить, как до дома доберетесь. Это ли не забота? А дела у всех бывают, тут обижаться грех.
Джин грустно усмехнулась.
— Вашими бы устами…
— Погодите отчаиваться, точно говорю. Все хорошо будет. И парень у вас хороший.