Или что-то связывает их уже давно?
Или именно это «что-то» делает их совместную работу такой увлекательной, такой легкой, такой интересной. Они ведь понимают друг друга с полуслова!
А Джин даже не знает, любит ли Оливер на завтрак апельсиновый джем и прикалывает ли на галстук булавку. Носит ли он галстуки вообще. Наверное, носит. Там, в Нью-Йорке.
Воспоминание о том, что Оливер принадлежит другому городу, к другому кругу, словно ведром холодной воды окатило и отрезвило Джин.
— Не надо ничего, — слабо пробормотала она, убирая его руку.
— Почему?
Оливер позволил Джин отстранить его ладонь, но тут же коснулся ее кожи в вырезе джемпера.
Джин мысленно порадовалась, что Оливер не стал класть руку ей на коленку, иначе это выглядело бы совсем уж пошло.
— Мы ведь заняты другим делом, — запинаясь, произнесла она. — Зачем все портить?
— Портить? О чем ты? Просто такой прекрасный вечер. Я хотел бы разделить его с тобой. Именно здесь и именно сейчас. Джин…
А в сущности, почему бы и нет?
Что она теряет?
Почему бы не взять от этих отношений все, что только возможно?
Кажется, у них вполне получается быть друзьями. Получается быть людьми, делающими одно интересное и увлекательное дело.
Их ведь с самого начала тянуло друг к другу.
Почему бы не узнать, какой Оливер любовник?
Свободные люди в свободном городе свободной страны… Под свободным небом. Без условностей, без обязательств, без любопытных ушей и глаз.
В сущности, никто ведь не знает об их отношениях. Все, что происходит между ними, касается лишь их двоих.
— Конечно, если ты хочешь, я вызову тебе такси. Немедленно. Прости, я не смогу отвезти тебя домой, Джин. За ужином я пил вино… Не слишком много, но пил.
«Интересно, если мужчина в нетрезвом состоянии стремится улечься в постель к женщине… то есть уложить женщину в постель… следует ли считать его невоздержанным и легкомысленным?»
Должна ли она заявить, что его поведение непростительно?
Джин поднялась тоже. Теперь они стояли лицом к лицу, едва не соприкасаясь носами.
— Так что ты ответишь мне, Джин? — еле слышно спросил Оливер.
Джин пожала плечами, покачала головой, слегка приподняла уголки губ в улыбке. Она плохо представляла себе, насколько опасно дразнить мужчину, находящегося на символическом расстоянии от женщины, которую он отчаянно желает.
— Значит, я сам приму решение. А ты ответишь мне потом… может быть, утром… если захочешь.
Джин ахнула, когда Оливер подхватил ее на руки.
— Пусти, что ты делаешь?! — запоздало воскликнула она.
Это была сцена словно из эротического фильма.
Оливер остановился, будто передумав идти, посадил Джин на стол, по счастью, не опрокинув ни одного бокала, не задев блюд и тарелок.
В следующее мгновение его губы уже раскрывали губы Джин, и она задыхалась, ей не хватало воздуха, приходилось раскрывать губы навстречу Оливеру.
Оливер принялся стаскивать с нее джемпер. Его сильные руки были, казалось, повсюду. Джин уже устала отбиваться, джемпер был снят и небрежно брошен в угол.
На очереди была тонкая шифоновая маечка. Оливер уже не контролировал себя, он рванул нежную ткань так, что она затрещала и порвалась до самого низа.
Не обращая внимания на такие мелочи, Оливер опрокинул Джин на стол. Лишь в последнюю секунду ему удалось затормозить движение. Джин замерла в его руках, лишь дюймы разделяли ее обнаженную спину и край хрустального бокала.
— Пожалуй, здесь не самое лучшее место…
Джин не узнала голоса Оливера. Он словно стал ниже, глубже, звучал более хрипло. Она боялась, что изменился и ее голос, поэтому благоразумно промолчала.
Оливер снова взял ее на руки.
Уже в спальне (его, не гостевой) он бережно опустил Джин на застланную матерчатым покрывалом постель.
Напряжение, которое нарастало в Джин, наконец взорвалось, брызнуло почти видимыми глазу искрами во все стороны, заставило ее отбросить остатки рассудительности. Она потянулась к Оливеру.
Непослушные пальцы расстегивали его рубашку, в то время как он стягивал с Джин узкую, неподдающуюся юбку. Наконец это ему удалось. Джин обхватила его ногами.
— Надо же, — пробормотал Оливер, — сколько страсти… Что же будет, если тебя расшевелить? Многие женщины зря боятся проявить то, что живет у них внутри.
Про многих женщин — это, конечно, было очень вовремя.
Джин сквозь зубы процедила:
— Может быть, ты уже наконец продемонстрируешь свою страсть?
— Сама напросилась.
— Думаешь, я испугаюсь?
— Это у тебя чулки или колготки? Чулки. Я же говорю: один к одному.
— Оставь их!
— Почему это?
— Порвешь…
— Я порву их в любом случае, — предупредил Оливер.
— Да, ты уже порвал на мне белье.
— Сам удивляюсь. Прости. Ты вызвала во мне настоящую бурю чувств.
— Я должна этим гордиться?
— Погоди, гордиться этим будешь, когда оценишь проявления моей страсти в полной мере.
— До сих пор я слышала одни лишь обещания!
— Не дразни меня, Джин.
— Скажите пожалуйста… какая чувствительность.
— Когда мне бросают вызов, я его принимаю!
Рубашка и джинсы тоже полетели куда-то на пол. Оливер стащил с Джин белье, которое еще оставалось на ней.
— Не передумала? — спросил он.
— Кажется, кто-то обещал, что уточнит мое решение позже. Утром… может быть…
В следующую секунду она ощутила на себе всю тяжесть его горячего тела. Оливер провел ладонями по ее плечам, закинул ее руки за голову и прижал локтем.